За полчаса температура уходит в минус. Он отмечает это скорее по привычке, чем из реальной необходимости: ведущие инженеры «дженентек симбионик» при каждом удобном случае напоминают, что их синты отлично чувствуют себя и при пятидесяти градусах цельсия с любым знаком. Шэррон готов поспорить по форме — последний раз он отлично чувствовал себя не в этом году и даже не в прошлом, — но не предъявляет претензий к сути: новому телу положительно насрать на погоду, стандартный радиационный фон и вообще все то, что должно заботить любое нормальное разумное существо.

Шэррон не уверен, что он нормален.
Окружающие сомневаются в том, что он разумен.
Ну хоть в праве считаться существом ему никто не отказывает.

На зеркальной поверхности очков образовывается тонкая пленка конденсата. Дверь бесшумно закрывается за спиной; Шэррон игнорирует лифт — в домах наподобие этого лучше не полагаться на устаревшую технику, если нет желания выбираться из шахты самостоятельно, — и направляется к лестнице. Под подошвами грубых шнурованных ботинок то и дело что-то хрустит, но в целом вокруг почти чисто: когда вторичный пластик начали скупать для последующей переработки, улицы и подъезды Города даром что в цветущую Аркадию не превратились.
Было бы еще чему цвести, кроме органической плесени.

Площадка шестьдесят первого этажа ничем не отличается от шестидесяти предыдущих: тускло мигает единственный уцелевший светодиод под потолком, стены изрисованы и исцарапаны в три слоя, поверх оскорбительных надписей красуются ободранные рекламные листовки, логины и адреса без всяких комментариев, либо с непонятными на первый взгляд аббревиатурами. Шэррон задумчиво смотрит на скрючившегося в углу торчка и фыркает. «Сильва» вышла на рынок всего шесть лет назад, а кто-то уже выглядит так, словно долбит третий десяток.

— Вали отсюда. — На всякий случай он подкрепляет вежливую просьбу увесистым пинком под ребра; брезгливо осмотрев заплеванный пол, выбирает участок почище и садится к стене.
Лила говорит, что искусство мирных переговоров занимает место в бонусной тройке его талантов.
Шэррон отвечает, что Лиле пора бы завалить ебальник.

Ждать приходится долго. Солнце сюда не проникает — слишком низко, да и окно, судя по слою пыли, последний раз протирали в довоенные времена, — но он все равно угадывает занимающийся рассвет и ниже натягивает капюшон: еще одна дурацкая привычка из старой жизни. Такая же бесполезная, как все остальные.

Лязганье, с которым распахивается лифт, вырывает из легкой дремы. Андроид почти не смотрит в его сторону — единожды скользит взглядом по драному брезентовому дождевику и уверенно направляется вдаль по длинному коридору, придерживая что-то у левого бока. Шэррон дожидается, пока он окажется у нужной двери, и легко поднимается на ноги.
Можно было дождаться потрошителя внизу или придушить в лифте, но он привык выполнять любую работу с гарантией и без неприятных сюрпризов, а значит — на глазах у того, кто платит.
Можно было провести эти семь часов в квартирке девицы, но за беседы по душам ему не накидывали, как и за беседы в принципе.

Шэррон думает подождать еще чуть-чуть, но андроид уже врезается плечом в дешевый карбон. Приходится ускорить шаг: на сломанную дверь он с заказчицей не договаривался.
Хрупкие кости трещат под пальцами из облегченного сплава. Он не слушает вопли; разглядывает метку Корпорации на раздавленном в фарш запястье и поднимает изуродованную руку повыше, приветственно помахивая в небольшую камеру, установленную рядом с панелью кодового замка.
Андроид скулит так, что Шэррон начинает подозревать в нем человека.

За человека, разумеется, придется требовать больше.